Евгений Норин: мы должны заняться собственной памятью о чеченской войне
Почему Чечня до сих пор остается неотработанной травмой – в разговоре с Евгением Нориным
СВО заставляет вспомнить очень многие конфликты и коллективные травмы современной России, которые отошли на периферию общественного сознания. Одна из них – это чеченские войны.
До 2022 года чеченская была самой кровопролитной войной в новейшей истории России. Десятки тысяч погибших, сотни тысяч беженцев. Миллионы людей с изувеченной психикой, травмированные не только физически, но и душевно.
Во время боевых действий на Кавказе психологическая помощь солдатам и мирным жителям практически не оказывалась. Люди оставались со своей бедой один на один. И они возвращались с войны, но война не покидала их, что приводило к самым печальным последствиям для них самих, их близких и общества.
Даже как следует поговорить с людьми о том, что они пережили, страна в целом не удосужилась. Россыпь документальных фильмов и мемуаров очень слабо прикрывает дыру в сердце общества. Тот же музей, посвященный нашей до недавнего времени самой страшной беде, и он в Москве всего один – маленький, частный, открытый, но только если напрямую связаться с владелицей. Зайдите на Авиационную, 68 – но не забудьте заранее созвониться с директором. И это наш главный музейный комплекс о той войне.
В чеченских кампаниях приняли участие не менее 600 тыс солдат и офицеров. Из них, по данным Центра психиатрии и наркологии им. Сербского, более 400 тыс страдали от ПТСР. По состоянию на 2005 год 13 тыс ветеранов состояли на учете в психоневрологических диспансерах. Добавьте к этому сотни попыток самоубийств ежегодно и повышенный уровень преступности среди бывших фронтовиков. Это их беда, с которой они остались один на один.
Многие солдаты впоследствии не то что думают о войне, у них просто через призму войны воспринимаются любые дела, даже самые обыденные. Петарды, инстинктивно заставляющие падать (и валить наземь тех, кто рядом), – это известная проблема, но военное прошлое вылезает и совсем неожиданным образом. Один ветеран, например, позднее рассказывал, что, работая на стройке, думал о том, что будет, если в фундамент попадет снаряд.
Если не говорить о боли, она не пройдет. Если не говорить о переломанных костях, они сами не срастутся. Мы должны заняться собственной памятью о чеченской войне.
Иначе она будет раз за разом возвращаться к нам в наших коллективных ночных кошмарах.
